Больше, чем встречает глаз
Для тех, кто пишет фанфики с violance, и хочет написать их подостовернее, может быть полезно. Текстит довольно старый.
08.09.2014 в 19:06
Пишет Themiskyra:TW: изнасилования, инцест, виктимблейминг, педофилия
Рич Сноудон «Работа с насильниками, совершающими инцест: оправдания, оправдания, оправдания»
читать дальшеКто насилует собственных детей? Что это за мужчины? «Извращенцы… Психи… Неадекватные мужчины… Психопаты… Монстры». Это сказал один мужчина на улице, и до недавнего времени я бы сказал то же самое, до того, как я вызвался вести психотерапевтическую группу для таких мужчин. Я был готов к встрече с монстрами: с этим бы я справился. Но я был совершенно не подготовлен к тому, кем они оказались на самом деле.
Когда я впервые вошел в комнату для психотерапии, я не мог даже открыть рот, чтобы поздороваться. Я занял свое место в их круге и сел. Когда они начали говорить, то я невольно был поражен тем, что они все были обычными парнями, обыкновенными работающими мужчинами, ничем не примечательными гражданами. Они напоминали мне тех мужчин, среди которых я вырос. У Боба была такая же манера шутить, как и у моего капитана скаутов; Питер казался таким же сдержанным и авторитетным, как и мой священник; Джордж был банкиром, членом пресвитерианской церкви и отличался такой же щепетильной вежливостью, как и мой отец; и наконец, хуже всех был Дейв, к которому я потеплел с самого начала – неожиданно он напомнил мне меня самого.
Я смотрел по очереди на каждого из них, изучал руки, которые сотворили такое, рты, которые сотворили такое, и больше всего на свете тем вечером мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них ко мне прикоснулся. Я не хотел, чтобы мне что-то от них передалось, чтобы они сделали меня таким же, как они сами. Однако еще до конца того вечера, они коснулись меня своей честностью и своим отрицанием, своим сожалением и своими самооправданиями, короче, своей обычностью.
В течение того года, когда я вел эту группу и проводил интервью с заключенными насильниками, я внимательно слушал, как мужчина за мужчиной пытался объяснить, защититься или простить себя. То, что они говорили, казалось мне возмутительным и в тоже время тошнотворным и жалким. Однако все это было до боли знакомо.
Каждый вечер понедельника я сидел с этой группой, пытаясь понять, как выполнить эту работу и как что-то изменить, и меня продолжали преследовать трудные вопросы о том, что значит быть мужчиной. И вместе с этими вопросами приходила тоска, с которой я ничего не мог поделать.
Я считал себя «хорошим парнем», который «никогда бы не сделал ничего подобного». Я хотел, чтобы эти мужчины как можно сильнее отличались от меня. В то же самое время, когда я слышал, как они рассказывают о своем детстве и раннем подростковом возрасте, мне было все труднее и труднее отрицать, что у меня с ними много общего. Мы росли, выучив одни и те же вещи о том, что значит быть мужчинами. Мы только практиковали их по-разному и в разной степени. Мы не просили учить нас этим вещам и никогда не хотели этого. Часто их навязывали нам, и зачастую мы, как могли, сопротивлялись этому. Однако обычно этого было недостаточно, и так или иначе, эти уроки маскулинности остались в нас.
Нас учили, что у нас есть привилегии по праву рождения, что наша природа – это агрессия, и мы учились брать, но не отдавать. Мы учились получать любовь и выражать ее главным образом с помощью секса. Мы ожидали, что мы женимся на женщине, которая будет ухаживать за нами, как наша мать, но будет подчиняться нам, как наша дочь. И нас научили, что женщины и дети принадлежат мужчинам, и что ничто не мешает нам использовать их труд на нашей выгоды и использовать их тела для нашего удовольствия и злости.
Было страшно слушать то, что говорят насильники, а затем оглядываться на свою собственную жизнь. Я видел, как часто меня привлекала женщина, которая была одухотворенной, спонтанной, заботливой и сильной – но не более сильной чем я. Я искал ту, у которой будет масса замечательных качеств, но которая в то же время не будет ставить под вопрос мое определение наших отношений и не поставит под угрозу мой комфорт, говоря о своих личных потребностях, которая может много предложить, но которой просто управлять, как щенок, для которого ты целый мир, или ребенок. Я должен был также признать, как тяжело продолжать желать, стремиться и наслаждаться отношениями с женщиной, которая в каждом отношении обладает равной силой.
В течение недели между группами я пытался осмыслить мои встречи с этими мужчинами и себя самого, и в результате я обратился к тому, что, как я считал, будет безопасным научным исследованием данной темы. Я смог найти много информации, которая не принесла мне никакого утешения. Я узнал, что 95-99% насильников являются мужчинами, и мне пришлось признать, что инцест – это проблема гендера, мужская проблема, которую мы навязываем женщинам и детям. Мне пришлось признать, что это вовсе не преступление, совершаемое «несколькими больными посторонними людьми», как я думал большую часть своей жизни. Когда я говорил с Люси Берлинер, экспертом по защите прав жертв в больнице Сиэтла, то она рассказала мне, что каждая четвертая девочка хотя бы раз будет изнасилована пока не станет взрослой, а Дэвид Финклехор, автор книги «Дети – жертвы сексуальных преступлений», сказал мне, что то же самое относится к одному из одиннадцати мальчиков. Удивительно, но оба они считали, что это самые заниженные оценки. Оба они говорили, что в 75-80% случаев насильником был тот, кого ребенок знал и часто доверял.
Исследования вернули меня в то же самое место, где по вечерам проходила группа. Мне пришлось начать думать о миллионах мужчин, мужчин из самых разных социальных, экономических и профессиональных групп. Мужчинах, которые являются отцами, дедушками, дядями, братьями, мужьями, любовниками, друзьями и сыновьями. Мне пришлось думать об обычных американских мужчинах.
Сказать, что насильники, совершающие инцест, - это «обычные мужчины», равносильно критическому взгляду на социализацию мужчин и открытию того, что же с ней не так. Однако это также и утверждение, которое мужчины используют в качестве оправдания.
Поскольку растет количество мужчин из среднего класса, которых задерживают как насильников, довольно часто можно услышать, как полицейские, офицеры по досрочному освобождению, адвокаты, судьи и психотерапевты говорят: «Большинство этих мужчин не являются преступниками. Они ранее не совершали преступлений. Они – хорошие мужчины, которые просто допустили ошибку».
Как только они называют мужчину «хорошим», то его насилие перестает быть преступлением. Однако если мужчина не считается «хорошим», то его действия, независимо от его мотивов, будут осуждены по закону. Безработный отец, который ограбил магазин, чтобы накормить детей, осуждается как преступник, в то время как преуспевающий отец, который насиловал свою восьмилетнюю дочь в течение пяти лет, считается «хорошим человеком», который заслуживает еще одного шанса.
Психотерапевты часто сообщают, что насильники, совершающие инцест, не являются угрожающими мужчинами, что они очаровательные люди, и что их действия – это лишь «искаженная любовь» или «неправильно направленные чувства». Я внимательно слушал эти описания и не знал, что о них и думать, пока однажды вечером на группе я не обнаружил, что достаточно немного поскрести их поверхность, чтобы открыть правду о них. Я начал обсуждать вопрос судебных запретов, и тут внезапно я увидел напряжение мышц, скрежет зубов и сжатые кулаки, весь их вид говорил, что им всем маскулинности более чем хватает.
Я, взрослый мужчина, сидел посреди этой озлобленной группы, и мне было страшно. Внутри меня все замерло. Я перестал слышать эхо голосов вокруг меня. Единственное, о чем я мог думать, так это ребенок, который оставался наедине с таким мужчиной. Какой же ужас она должна была испытывать. Эта бездонная ярость, которую она должна была чувствовать, даже если он использовал ее тело вежливо, нежно говоря ей комплименты. Даже если он говорил ей о своих потребностях как попрошайка, она была вынуждена ему повиноваться, или же ее ждала его ярость. Я мог думать только о ребенке, которой пришлось переживать изнасилование в одиночестве, и которой, в отличие от меня, было некуда бежать, у нее не было собственного дома, куда она отправится в десять вечера после завершения группы.
Насильники, совершающие инцест, - это просто мужчины, у которых была власть, чтобы взять то, что им хочется, и которые ею воспользовались. Они мужчины, которые слишком сильно похожи на других мужчин. И они тоже используют этот факт как оправдание в надежде, что это поможет им отделаться небольшим сроком в суде.
Встречаются насильники, которым достает смелости самим сдаться, и бывают такие, которые рассказывают всю правду во время ареста, стараются измениться, даже если это очень больно. Работа с ними очень эффективна, но они встречаются редко.
С самого начала и до конца большинство насильников отрицают то, что они сделали. Дэн: «Да я ничего не сделал. Меня подставили. Чего это из-за такой мелочи раздули не пойми что, я просто ее поцеловал, а они твердят, будто я ее изнасиловал. Разве отцу не положено целовать свою дочь?» Йэль: «Не совершал я никакого инцеста, а каждый, кто это говорит, пусть лучше выйдет со мной один на один и решит это дело по-мужски».
Под давлением некоторые из них согласятся, что возможно, такая мелочь как инцест случилась у них раз или два. Однако они горячо отрицают, что несут за случившееся хоть какую-то ответственность, вместо этого они утверждают, что это они – настоящие жертвы. Хитроумные сказки, которые они изобретают, чтобы поддержать это заявление, куда более сильны, разрушительны и опасны, чем даже самое упрямое отрицание.
Исходя из теории, что лучшая защита – это нападение, они пытаются смягчить наши сердца, рассказывая нам, что они невинные жертвы провоцирующего ребенка или плохой матери. Они считают, что если они представят кого-то другого в качестве монстра, то они останутся хорошими парнями. Те сказки, которые они рассказывают, представляют пугающую версию семьи – Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус.
Лолита: ребенок как соблазнитель
Лолита – это первое из описаний, которое каждый из них дает своей дочери. Сценарий обычно один и тот же, хотя каждый мужчина добавляет к нему личные подробности. Джэк: «Она вечно разгуливала полуголая, крутила задом, так что мне пришлось с этим что-то сделать». Захари: «Она типичная маленькая Брук Шилдс, так она одевается. Маленькие девочки сейчас растут очень быстро. Они совсем как женщины. Они все этого хотят». Томас: «Она все приходила ко мне, клала на меня свои руки, садилась на колени. Она все хотела, чтобы я был с ней ласковым. Одно привело к другому. Она говорила «нет», когда доходило до секса, но я ей не верил. Потому что, почему тогда она хотела всего остального?». Фрэнк: «Моя дочь – дьявол. И это не метафора. Я имею в виду именно это».
Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком – показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите – на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес.
В своем эссе «Женственность» он писал: «… почти все мои женщины-пациентки говорили мне, что их соблазнил их отец». Однако он не может поверить, что в цивилизованной Венне так много мужчин, которые подвергают своих дочерей сексуальному насилию. Так что вместо этого он решает, что эти женщины, доверившие ему свои самые болезненные секреты, лгут. Однако и это еще не все. Он заявил, что если девочка сообщает об изнасиловании, то она просто открывает свои глубинные сексуальные фантазии, выражает их настоящую природу, и что их выражение означает, что они хотят быть «соблазненными». Ленни и Хэнк выразили ту же мысль другими словами: «Она сама напрашивалась».
В нашей культуре это представление настолько распространено и так сильно укоренилось, что не удивительно, что его воспринимают даже девочки, которые начинают винить самих себя в изнасиловании. Неудивительно, что многие из них действительно считают себя Лолитами.
Карлос, приговоренный к трем годам в Атаскадеро, больнице максимально строгого режима для сексуальных преступников, говорит правду о Лолите всем, кто только будет слушать: «Конечно, она соблазняла меня, но это только потому, что я соблазнял ее на соблазнение меня… Я же взрослый. Я несу ответственность». Карлос один раз выступил на шоу Донахью и встретился с Кэти Брейди, пострадавшей от инцеста, которая написала книгу «Дни отца», в которой она рассказывает историю своей жизни. Он сорвался и рыдал навзрыд во время программы. Впервые в жизни он прислушался к своему сердцу, а не к своим защитным механизмам, и только тогда он понял, на какой ужас он обрек свою дочь. Это была правда, рассказанная с точки зрения ребенка и женщины, которая позволила начать психотерапию.
Злая Ведьма: порочная мать
Второе заблуждение, которое используют насильники – это Злая Ведьма, на которой, по их утверждению, женился каждый из них. Даже если мать жертвы имеет инвалидность из-за болезни или травмы, или потому что она подвергалась такому же насилию, как и ребенок, и слишком хорошо усвоила уроки подчинения и отчаяния. Несмотря ни на что насильники называют ее «плохой матерью» или «молчаливым соучастником» - понятия, которые изобретены психотерапевтами, и которые подразумевают тайную враждебность.
Насильники доводят эту тему до логического конца, рассказывая сказку, которая точно повторяет Ганзеля и Гретель: добродетельный, искренний отец сдается из-за постоянного давления контролирующей жены и делает со своими детьми что-то ужасное. Злодейками являются женщины – с одной стороны «противоестественная» мачеха, с другой – ее отражение, Злая Ведьма. Каждая женщина, чьи «врожденные» материнские инстинкты «потерпели неудачу» или превратились в «злобу», окружена аурой зла. Ульрих описывает это следующим образом: «Моя жена вечно ворчала на меня и стервозничала. Она не давала мне секса. Однако моя дочь смотрела на меня с открытым ртом. Она помогала мне почувствовать себя мужчиной. Так что я начал ходить к ней за всем». Эван говорит: «Моя жена вечно давила на меня, заставляла все больше и больше времени проводить с детьми. Тем временем она все время готовила и прибиралась и жаловалась, как она устала. Она не уделяла никакого внимания мне или детям. Так что я начал с ними баловаться, и с моей дочерью это было развращение».
«Моя жена заставила меня это сделать, это ее вина», - таково явное или скрытое послание насильников. Это оправдание очень заразно. Как только один мужчина в группе цепляется за него, оно распространяется как эпидемия. В то же время однажды вечером, когда я напомнил Квентину, что он не может пропустить ни одной сессии, если это не экстренная ситуация, он закричал на меня: «Не смей говорить мне, что делать. Никто не может заставить меня сделать то, что я не хочу». Он не мог бы выразить свою мысль более ясно. Ни женщина, ни ребенок не может заставить мужчину совершить сексуальное насилие.
Когда насильники описывают подробные планы, которые они создавали, чтобы сохранить свое насилие в секрете, то они доказывают, что всю ответственность несли именно они, особенно те из них, которые признают, что они не останавливались ни перед чем, чтобы добиться от ребенка покорности и молчания: «Если расскажешь кому-нибудь, то я тебя убью». Или: «Если расскажешь своей матери, то я убью ее».
В то же время мужчины обычно считают, что это матери должны спасать семью от любых проблем, в том числе от инцеста, что они должны защищать дочь от отца, а также защищать отца от самого себя. В результате, и насильники, и психотерапевты очень часто начинают во всем винить мать. Если мать знает, но не говорит из страха, что ей никто не поверит, или потому что она боится отправить единственного кормильца семьи в тюрьму, то ее винят в том, что она не защищает ребенка.
Если она ничего не знает, и потому не может рассказать (а это верно в большинстве случаев), то ее винят в том, что она ни о чем не знала, как будто она не имеет права выпускать дочь из поля зрения, даже если речь идет о ее собственном доме.
Наконец, если она узнает правду и рассказывает, то ее винят в том, что она разрушила семью. Как будто она должна все исправить частным образом, как будто она способна исцелить мужа за один вечер самостоятельно, того самого мужчину, с которым несколько лет упорно бьются профессиональные психотерапевты, когда суд назначает принудительную психотерапию.
Снова и снова, когда я говорю людям о том консультировании, которым я занимаюсь, они выражают отвращение к тому, что сделали эти мужчины, но при этом они злятся на матерей. Такое чувство, что от мужчины нельзя было ожидать большего, но если мать не смогла защитить ребенка, не важно по какой причине, то ее «нельзя простить».
Не удивительно, что самая распространенная эмоция таких матерей – всепоглощающее чувство вины. Не удивительно, что многие действительно считают себя Злыми Ведьмами.
Некоторые насильники следуют по пятам растущего числа психотерапевтов, которые поддерживают их атаку на матерей. Они жаждут предстать сострадательными и понимающими людьми, поэтому они хотят добиться иллюзии разделенной ответственности и выбирают мягкие слова. Они учатся переводить слово «мать» как «семья» и такие названия книг как «Насильственная семья» становятся семейным лексиконом. Однако когда они говорят «семья», то они имеют в виду «мать». Потому что в нашей культуре мать одна несет ответственность за все, что происходит в доме. Очень мило, если мужчина проявляет интерес или помогает по дому, но все стрелки переведены на нее.
Сандра Батлер, которая написала очень доступную и крайне полезную книгу «Заговор молчания. Травма инцеста», отвечает на эту трусливую ложь очень просто: «Семьи не подвергают детей сексуальному насилию. Это делают мужчины».
Санта-Клаус: щедрый отец
Третье заблуждение, которое применяют насильники – это Санта-Клаус, которым они притворяются. Это мужчина, который дарит детям подарки, дает им все «что они хотят, когда они попросят». Они говорят про себя как про отца из сериала «Папа знает лучше». Стэнли: «Не сказать, чтобы я кому-нибудь причинял вред. Я давал ей ту любовь, в которой, как мне казалось, она нуждается». Ян: «Я пытался научить ее сексу. Я не хотел, чтобы она научилась этому от какого-нибудь грязного мальчишки из трущоб. Я хотел, чтобы у нее это было с кем-то нежным и заботливым».
Глен совершал развратные действия со своими тремя детьми. Он говорит, что он так реагировал на их боль: «Я любил их, но они не были счастливыми детьми. Я хотел им помочь. С моей семилетней дочерью, я видел ее, я любил ее, и я брал ее на руки, чтобы обнять. Вместо этого я клал мой пенис ей между ног. С моим четырнадцатилетним сыном все началось с поглаживаний и пошло дальше. В конце концов, у него начался со мой страстный и серьезный роман. Но вы не думайте, что я пидор или педофил как таковой. Я просто не знал, как иначе показать ему свою любовь». «Почему вы не подвергали насилию старшего сына?» «Он был совсем другим человеком. Он был успешным и независимым. Он не нуждался во мне так сильно».
Эрик, который считает самого себя поэтом и «мыслящим, мягким и заботливым» человеком, сказал мне: «Моей падчерице было 14 лет, и она не так уж хорошо справлялась. Оценки у нее были нормальные, но у нее не было друзей, так что она была в депрессии и очень одинокой. Ее мать работала в ночную смену в больнице, так что ее не было рядом, чтобы помочь. Однажды ночью я проснулся и услышал, как Лора плачет рядом с нагревателем, так что я пошел туда, обнял ее, держал ее, говорил с ней. Прежде чем пойти в кровать она сказала: «Папа, ты будешь обнимать меня каждый раз, когда я захочу пообниматься?» Я сказал: «Ладно». Потом мы становились все ближе и ближе, и дело дошло до секса». Он продолжал так же «утешать» падчерицу, даже когда он занимался с ней сексом, после чего она начала думать о самоубийстве и «нуждалась в моих объятиях еще больше, чем раньше».
Некоторые мужчины приподнимают маску Санта-Клауса и обнаруживают реальную динамику инцеста с ужасающей, но честной самоуверенностью. Алан: «Тело моего ребенка такое же мое, как и ее собственное». Майк: «Я выбираю детей, потому что с ними безопаснее, вот и все. Они тебе не будут перечить, как женщина». Род: «Она моя девочка, так что это дает мне право делать с ней все, что я захочу. Так что не суйте свой нос не в свое дело; моя семья – это мои дела».
Эти отцы признают, что они могли делать то, что они сделали, только потому, что они могли заставить своих детей подчиняться и могли приказать им молчать. Они не использовали ничего помимо той власти, которая есть у любого обычного отца.
В то же время именно эту власть отрицает большинство мужчин, когда их ловят и осуждают. Когда им предъявляют обвинения, то они внезапно начинают описывать себя как неспособных ничего контролировать, включая свои собственные действия. Ксавьер: «Я не знал, что я делаю. Не понимаю, как это со мной случилось». Уолт: «Он просила меня об этом, я просто делал то, что она говорит. Я не мог сказать ей «нет». Оуэн: «Я влюбился в свою дочь. Я имею в виду, действительно влюбился в нее. Я не мог остановить себя».
Они утверждают, что они стали беспомощными жертвами манипуляций Лолиты. Как только она их завела, они оказались в ее власти и не могут больше нести ответственность. Когда мужчина рассуждает таким образом, то не имеет значения, что его дочь говорит или не говорит, делает или не делает; ей достаточно быть девочкой с телом девочки, и она уже становится коварной соблазнительницей. Она – «естественное искушение» для его «естественных импульсов», что делает его абсолютно беспомощным. Так что нельзя ожидать, что он сможет сопротивляться. Он считает себя настоящим героем, если он не поддался соблазну, и просто обычным парнем, если он «сдался».
Пока эти мужчины отрицают свою собственную власть и ту власть, которая есть у мужчин, как у группы, пока они отрицают ответственность мужчин, то ничего не изменится. Они отрицают, что они могли бы реагировать на стресс иначе, не совершая насилия: «Мой босс все время критиковал меня. Моего сына задержала полиция за угон машин. Моя жена начала избегать меня. Я пытался справиться со всем этим самостоятельно. Никто обо мне не заботился. И тут рядом оказалась моя дочь». Они отрицают, что они могли измениться, несмотря на свою социализацию: «Мое воспитание заставило меня это сделать. Я раб своего воспитания». Или: «Я болен… Я зло… У меня полный кавардак в жизни… Я ничего не могу с этим поделать, так что мне ничего не надо с этим делать, оставьте меня в покое».
Они отрицают, что отцы могут научиться заботиться о детях, вместо того, чтобы требовать этого от них, в том числе заставлять своих дочерей обслуживать их как маленькие матери: «Я думал, что дети должны как по волшебству исцелить все мои душевные раны. Поцеловать меня, чтобы все стало лучше».
Мужчины в моей группе снова и снова говорили мне, что они устали считать себя преступниками и все время говорить о насилии. Они говорили, что просто хотели бы, чтобы их семьи снова жили вместе, «как и остальные семьи», и вернуться к роли «нормальных отцов, как и другие мужчины». Если бы это было так просто. Но учитывая рост этих мужчин, это невозможно. Они сталкиваются с той же проблемой, с которой сталкиваюсь и я – осознание того, что недостаточно быть «нормальным мужчиной», никому из нас этого не достаточно.
Норм сказал мне: «Первый шаг в том, чтобы сказать: «Да, я это сделал. У меня проблема». Но это только первый шаг. Второй шаг в том, чтобы начать разрывать себя на части и строить заново». «Как сильно нужно разрывать себя?» «Полностью. Это нужно сделать до самого основания. В каждой щели и отверстии что-то спрятано – и это нужно достать на свет. Все до самых мелочей. Ничего нельзя оставить внутри. Нельзя сказать: «Ну, это моя сексуальная часть, мне нужно работать только с этим». Ничего не выйдет. Всего человека надо подрать на мелкие кусочки и собрать по кусочкам заново. У меня оказалась внутри огромная яма. Эта пустота раньше была заполнена чем-то, что мне нравилось. Но мне нравится то, что я кладу туда сейчас. Я нахожу что-то свежее, чтобы положить туда».
Ламонд объясняет, когда мы сидим у его окна и смотрим сквозь решетку: «Мы все знали, что то, что мы делаем плохо, но у нас были сказки, которые мы рассказывали сами себе, так что мы продолжали это делать».
Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус – вот эти сказки. Но это не те сказки, которые мужчины читают своим дочерям и сыновьям на ночь, чтобы помочь им заснуть. Они заставили своих детей прожить эти истории в реальной жизни. И это истории бесконечного ужаса.
Когда мы были мальчиками, у нас не было власти, чтобы прекратить ложь и насилие, но теперь мы стали мужчинами, и у нас есть эта власть. У нас есть власть говорить правду. У нас есть власть встать рядом с мальчиками и помочь им защитить свою заботливость. У нас есть власть перестать быть «обычными парнями» и стать кое-кем получше – мужчинами, рядом с которыми дети и женщины находятся в безопасности.
Материал организации Women’s Support Project
(с)
URL записиРич Сноудон «Работа с насильниками, совершающими инцест: оправдания, оправдания, оправдания»
читать дальшеКто насилует собственных детей? Что это за мужчины? «Извращенцы… Психи… Неадекватные мужчины… Психопаты… Монстры». Это сказал один мужчина на улице, и до недавнего времени я бы сказал то же самое, до того, как я вызвался вести психотерапевтическую группу для таких мужчин. Я был готов к встрече с монстрами: с этим бы я справился. Но я был совершенно не подготовлен к тому, кем они оказались на самом деле.
Когда я впервые вошел в комнату для психотерапии, я не мог даже открыть рот, чтобы поздороваться. Я занял свое место в их круге и сел. Когда они начали говорить, то я невольно был поражен тем, что они все были обычными парнями, обыкновенными работающими мужчинами, ничем не примечательными гражданами. Они напоминали мне тех мужчин, среди которых я вырос. У Боба была такая же манера шутить, как и у моего капитана скаутов; Питер казался таким же сдержанным и авторитетным, как и мой священник; Джордж был банкиром, членом пресвитерианской церкви и отличался такой же щепетильной вежливостью, как и мой отец; и наконец, хуже всех был Дейв, к которому я потеплел с самого начала – неожиданно он напомнил мне меня самого.
Я смотрел по очереди на каждого из них, изучал руки, которые сотворили такое, рты, которые сотворили такое, и больше всего на свете тем вечером мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них ко мне прикоснулся. Я не хотел, чтобы мне что-то от них передалось, чтобы они сделали меня таким же, как они сами. Однако еще до конца того вечера, они коснулись меня своей честностью и своим отрицанием, своим сожалением и своими самооправданиями, короче, своей обычностью.
В течение того года, когда я вел эту группу и проводил интервью с заключенными насильниками, я внимательно слушал, как мужчина за мужчиной пытался объяснить, защититься или простить себя. То, что они говорили, казалось мне возмутительным и в тоже время тошнотворным и жалким. Однако все это было до боли знакомо.
Каждый вечер понедельника я сидел с этой группой, пытаясь понять, как выполнить эту работу и как что-то изменить, и меня продолжали преследовать трудные вопросы о том, что значит быть мужчиной. И вместе с этими вопросами приходила тоска, с которой я ничего не мог поделать.
Я считал себя «хорошим парнем», который «никогда бы не сделал ничего подобного». Я хотел, чтобы эти мужчины как можно сильнее отличались от меня. В то же самое время, когда я слышал, как они рассказывают о своем детстве и раннем подростковом возрасте, мне было все труднее и труднее отрицать, что у меня с ними много общего. Мы росли, выучив одни и те же вещи о том, что значит быть мужчинами. Мы только практиковали их по-разному и в разной степени. Мы не просили учить нас этим вещам и никогда не хотели этого. Часто их навязывали нам, и зачастую мы, как могли, сопротивлялись этому. Однако обычно этого было недостаточно, и так или иначе, эти уроки маскулинности остались в нас.
Нас учили, что у нас есть привилегии по праву рождения, что наша природа – это агрессия, и мы учились брать, но не отдавать. Мы учились получать любовь и выражать ее главным образом с помощью секса. Мы ожидали, что мы женимся на женщине, которая будет ухаживать за нами, как наша мать, но будет подчиняться нам, как наша дочь. И нас научили, что женщины и дети принадлежат мужчинам, и что ничто не мешает нам использовать их труд на нашей выгоды и использовать их тела для нашего удовольствия и злости.
Было страшно слушать то, что говорят насильники, а затем оглядываться на свою собственную жизнь. Я видел, как часто меня привлекала женщина, которая была одухотворенной, спонтанной, заботливой и сильной – но не более сильной чем я. Я искал ту, у которой будет масса замечательных качеств, но которая в то же время не будет ставить под вопрос мое определение наших отношений и не поставит под угрозу мой комфорт, говоря о своих личных потребностях, которая может много предложить, но которой просто управлять, как щенок, для которого ты целый мир, или ребенок. Я должен был также признать, как тяжело продолжать желать, стремиться и наслаждаться отношениями с женщиной, которая в каждом отношении обладает равной силой.
В течение недели между группами я пытался осмыслить мои встречи с этими мужчинами и себя самого, и в результате я обратился к тому, что, как я считал, будет безопасным научным исследованием данной темы. Я смог найти много информации, которая не принесла мне никакого утешения. Я узнал, что 95-99% насильников являются мужчинами, и мне пришлось признать, что инцест – это проблема гендера, мужская проблема, которую мы навязываем женщинам и детям. Мне пришлось признать, что это вовсе не преступление, совершаемое «несколькими больными посторонними людьми», как я думал большую часть своей жизни. Когда я говорил с Люси Берлинер, экспертом по защите прав жертв в больнице Сиэтла, то она рассказала мне, что каждая четвертая девочка хотя бы раз будет изнасилована пока не станет взрослой, а Дэвид Финклехор, автор книги «Дети – жертвы сексуальных преступлений», сказал мне, что то же самое относится к одному из одиннадцати мальчиков. Удивительно, но оба они считали, что это самые заниженные оценки. Оба они говорили, что в 75-80% случаев насильником был тот, кого ребенок знал и часто доверял.
Исследования вернули меня в то же самое место, где по вечерам проходила группа. Мне пришлось начать думать о миллионах мужчин, мужчин из самых разных социальных, экономических и профессиональных групп. Мужчинах, которые являются отцами, дедушками, дядями, братьями, мужьями, любовниками, друзьями и сыновьями. Мне пришлось думать об обычных американских мужчинах.
Сказать, что насильники, совершающие инцест, - это «обычные мужчины», равносильно критическому взгляду на социализацию мужчин и открытию того, что же с ней не так. Однако это также и утверждение, которое мужчины используют в качестве оправдания.
Поскольку растет количество мужчин из среднего класса, которых задерживают как насильников, довольно часто можно услышать, как полицейские, офицеры по досрочному освобождению, адвокаты, судьи и психотерапевты говорят: «Большинство этих мужчин не являются преступниками. Они ранее не совершали преступлений. Они – хорошие мужчины, которые просто допустили ошибку».
Как только они называют мужчину «хорошим», то его насилие перестает быть преступлением. Однако если мужчина не считается «хорошим», то его действия, независимо от его мотивов, будут осуждены по закону. Безработный отец, который ограбил магазин, чтобы накормить детей, осуждается как преступник, в то время как преуспевающий отец, который насиловал свою восьмилетнюю дочь в течение пяти лет, считается «хорошим человеком», который заслуживает еще одного шанса.
Психотерапевты часто сообщают, что насильники, совершающие инцест, не являются угрожающими мужчинами, что они очаровательные люди, и что их действия – это лишь «искаженная любовь» или «неправильно направленные чувства». Я внимательно слушал эти описания и не знал, что о них и думать, пока однажды вечером на группе я не обнаружил, что достаточно немного поскрести их поверхность, чтобы открыть правду о них. Я начал обсуждать вопрос судебных запретов, и тут внезапно я увидел напряжение мышц, скрежет зубов и сжатые кулаки, весь их вид говорил, что им всем маскулинности более чем хватает.
Я, взрослый мужчина, сидел посреди этой озлобленной группы, и мне было страшно. Внутри меня все замерло. Я перестал слышать эхо голосов вокруг меня. Единственное, о чем я мог думать, так это ребенок, который оставался наедине с таким мужчиной. Какой же ужас она должна была испытывать. Эта бездонная ярость, которую она должна была чувствовать, даже если он использовал ее тело вежливо, нежно говоря ей комплименты. Даже если он говорил ей о своих потребностях как попрошайка, она была вынуждена ему повиноваться, или же ее ждала его ярость. Я мог думать только о ребенке, которой пришлось переживать изнасилование в одиночестве, и которой, в отличие от меня, было некуда бежать, у нее не было собственного дома, куда она отправится в десять вечера после завершения группы.
Насильники, совершающие инцест, - это просто мужчины, у которых была власть, чтобы взять то, что им хочется, и которые ею воспользовались. Они мужчины, которые слишком сильно похожи на других мужчин. И они тоже используют этот факт как оправдание в надежде, что это поможет им отделаться небольшим сроком в суде.
Встречаются насильники, которым достает смелости самим сдаться, и бывают такие, которые рассказывают всю правду во время ареста, стараются измениться, даже если это очень больно. Работа с ними очень эффективна, но они встречаются редко.
С самого начала и до конца большинство насильников отрицают то, что они сделали. Дэн: «Да я ничего не сделал. Меня подставили. Чего это из-за такой мелочи раздули не пойми что, я просто ее поцеловал, а они твердят, будто я ее изнасиловал. Разве отцу не положено целовать свою дочь?» Йэль: «Не совершал я никакого инцеста, а каждый, кто это говорит, пусть лучше выйдет со мной один на один и решит это дело по-мужски».
Под давлением некоторые из них согласятся, что возможно, такая мелочь как инцест случилась у них раз или два. Однако они горячо отрицают, что несут за случившееся хоть какую-то ответственность, вместо этого они утверждают, что это они – настоящие жертвы. Хитроумные сказки, которые они изобретают, чтобы поддержать это заявление, куда более сильны, разрушительны и опасны, чем даже самое упрямое отрицание.
Исходя из теории, что лучшая защита – это нападение, они пытаются смягчить наши сердца, рассказывая нам, что они невинные жертвы провоцирующего ребенка или плохой матери. Они считают, что если они представят кого-то другого в качестве монстра, то они останутся хорошими парнями. Те сказки, которые они рассказывают, представляют пугающую версию семьи – Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус.
Лолита: ребенок как соблазнитель
Лолита – это первое из описаний, которое каждый из них дает своей дочери. Сценарий обычно один и тот же, хотя каждый мужчина добавляет к нему личные подробности. Джэк: «Она вечно разгуливала полуголая, крутила задом, так что мне пришлось с этим что-то сделать». Захари: «Она типичная маленькая Брук Шилдс, так она одевается. Маленькие девочки сейчас растут очень быстро. Они совсем как женщины. Они все этого хотят». Томас: «Она все приходила ко мне, клала на меня свои руки, садилась на колени. Она все хотела, чтобы я был с ней ласковым. Одно привело к другому. Она говорила «нет», когда доходило до секса, но я ей не верил. Потому что, почему тогда она хотела всего остального?». Фрэнк: «Моя дочь – дьявол. И это не метафора. Я имею в виду именно это».
Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком – показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите – на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес.
В своем эссе «Женственность» он писал: «… почти все мои женщины-пациентки говорили мне, что их соблазнил их отец». Однако он не может поверить, что в цивилизованной Венне так много мужчин, которые подвергают своих дочерей сексуальному насилию. Так что вместо этого он решает, что эти женщины, доверившие ему свои самые болезненные секреты, лгут. Однако и это еще не все. Он заявил, что если девочка сообщает об изнасиловании, то она просто открывает свои глубинные сексуальные фантазии, выражает их настоящую природу, и что их выражение означает, что они хотят быть «соблазненными». Ленни и Хэнк выразили ту же мысль другими словами: «Она сама напрашивалась».
В нашей культуре это представление настолько распространено и так сильно укоренилось, что не удивительно, что его воспринимают даже девочки, которые начинают винить самих себя в изнасиловании. Неудивительно, что многие из них действительно считают себя Лолитами.
Карлос, приговоренный к трем годам в Атаскадеро, больнице максимально строгого режима для сексуальных преступников, говорит правду о Лолите всем, кто только будет слушать: «Конечно, она соблазняла меня, но это только потому, что я соблазнял ее на соблазнение меня… Я же взрослый. Я несу ответственность». Карлос один раз выступил на шоу Донахью и встретился с Кэти Брейди, пострадавшей от инцеста, которая написала книгу «Дни отца», в которой она рассказывает историю своей жизни. Он сорвался и рыдал навзрыд во время программы. Впервые в жизни он прислушался к своему сердцу, а не к своим защитным механизмам, и только тогда он понял, на какой ужас он обрек свою дочь. Это была правда, рассказанная с точки зрения ребенка и женщины, которая позволила начать психотерапию.
Злая Ведьма: порочная мать
Второе заблуждение, которое используют насильники – это Злая Ведьма, на которой, по их утверждению, женился каждый из них. Даже если мать жертвы имеет инвалидность из-за болезни или травмы, или потому что она подвергалась такому же насилию, как и ребенок, и слишком хорошо усвоила уроки подчинения и отчаяния. Несмотря ни на что насильники называют ее «плохой матерью» или «молчаливым соучастником» - понятия, которые изобретены психотерапевтами, и которые подразумевают тайную враждебность.
Насильники доводят эту тему до логического конца, рассказывая сказку, которая точно повторяет Ганзеля и Гретель: добродетельный, искренний отец сдается из-за постоянного давления контролирующей жены и делает со своими детьми что-то ужасное. Злодейками являются женщины – с одной стороны «противоестественная» мачеха, с другой – ее отражение, Злая Ведьма. Каждая женщина, чьи «врожденные» материнские инстинкты «потерпели неудачу» или превратились в «злобу», окружена аурой зла. Ульрих описывает это следующим образом: «Моя жена вечно ворчала на меня и стервозничала. Она не давала мне секса. Однако моя дочь смотрела на меня с открытым ртом. Она помогала мне почувствовать себя мужчиной. Так что я начал ходить к ней за всем». Эван говорит: «Моя жена вечно давила на меня, заставляла все больше и больше времени проводить с детьми. Тем временем она все время готовила и прибиралась и жаловалась, как она устала. Она не уделяла никакого внимания мне или детям. Так что я начал с ними баловаться, и с моей дочерью это было развращение».
«Моя жена заставила меня это сделать, это ее вина», - таково явное или скрытое послание насильников. Это оправдание очень заразно. Как только один мужчина в группе цепляется за него, оно распространяется как эпидемия. В то же время однажды вечером, когда я напомнил Квентину, что он не может пропустить ни одной сессии, если это не экстренная ситуация, он закричал на меня: «Не смей говорить мне, что делать. Никто не может заставить меня сделать то, что я не хочу». Он не мог бы выразить свою мысль более ясно. Ни женщина, ни ребенок не может заставить мужчину совершить сексуальное насилие.
Когда насильники описывают подробные планы, которые они создавали, чтобы сохранить свое насилие в секрете, то они доказывают, что всю ответственность несли именно они, особенно те из них, которые признают, что они не останавливались ни перед чем, чтобы добиться от ребенка покорности и молчания: «Если расскажешь кому-нибудь, то я тебя убью». Или: «Если расскажешь своей матери, то я убью ее».
В то же время мужчины обычно считают, что это матери должны спасать семью от любых проблем, в том числе от инцеста, что они должны защищать дочь от отца, а также защищать отца от самого себя. В результате, и насильники, и психотерапевты очень часто начинают во всем винить мать. Если мать знает, но не говорит из страха, что ей никто не поверит, или потому что она боится отправить единственного кормильца семьи в тюрьму, то ее винят в том, что она не защищает ребенка.
Если она ничего не знает, и потому не может рассказать (а это верно в большинстве случаев), то ее винят в том, что она ни о чем не знала, как будто она не имеет права выпускать дочь из поля зрения, даже если речь идет о ее собственном доме.
Наконец, если она узнает правду и рассказывает, то ее винят в том, что она разрушила семью. Как будто она должна все исправить частным образом, как будто она способна исцелить мужа за один вечер самостоятельно, того самого мужчину, с которым несколько лет упорно бьются профессиональные психотерапевты, когда суд назначает принудительную психотерапию.
Снова и снова, когда я говорю людям о том консультировании, которым я занимаюсь, они выражают отвращение к тому, что сделали эти мужчины, но при этом они злятся на матерей. Такое чувство, что от мужчины нельзя было ожидать большего, но если мать не смогла защитить ребенка, не важно по какой причине, то ее «нельзя простить».
Не удивительно, что самая распространенная эмоция таких матерей – всепоглощающее чувство вины. Не удивительно, что многие действительно считают себя Злыми Ведьмами.
Некоторые насильники следуют по пятам растущего числа психотерапевтов, которые поддерживают их атаку на матерей. Они жаждут предстать сострадательными и понимающими людьми, поэтому они хотят добиться иллюзии разделенной ответственности и выбирают мягкие слова. Они учатся переводить слово «мать» как «семья» и такие названия книг как «Насильственная семья» становятся семейным лексиконом. Однако когда они говорят «семья», то они имеют в виду «мать». Потому что в нашей культуре мать одна несет ответственность за все, что происходит в доме. Очень мило, если мужчина проявляет интерес или помогает по дому, но все стрелки переведены на нее.
Сандра Батлер, которая написала очень доступную и крайне полезную книгу «Заговор молчания. Травма инцеста», отвечает на эту трусливую ложь очень просто: «Семьи не подвергают детей сексуальному насилию. Это делают мужчины».
Санта-Клаус: щедрый отец
Третье заблуждение, которое применяют насильники – это Санта-Клаус, которым они притворяются. Это мужчина, который дарит детям подарки, дает им все «что они хотят, когда они попросят». Они говорят про себя как про отца из сериала «Папа знает лучше». Стэнли: «Не сказать, чтобы я кому-нибудь причинял вред. Я давал ей ту любовь, в которой, как мне казалось, она нуждается». Ян: «Я пытался научить ее сексу. Я не хотел, чтобы она научилась этому от какого-нибудь грязного мальчишки из трущоб. Я хотел, чтобы у нее это было с кем-то нежным и заботливым».
Глен совершал развратные действия со своими тремя детьми. Он говорит, что он так реагировал на их боль: «Я любил их, но они не были счастливыми детьми. Я хотел им помочь. С моей семилетней дочерью, я видел ее, я любил ее, и я брал ее на руки, чтобы обнять. Вместо этого я клал мой пенис ей между ног. С моим четырнадцатилетним сыном все началось с поглаживаний и пошло дальше. В конце концов, у него начался со мой страстный и серьезный роман. Но вы не думайте, что я пидор или педофил как таковой. Я просто не знал, как иначе показать ему свою любовь». «Почему вы не подвергали насилию старшего сына?» «Он был совсем другим человеком. Он был успешным и независимым. Он не нуждался во мне так сильно».
Эрик, который считает самого себя поэтом и «мыслящим, мягким и заботливым» человеком, сказал мне: «Моей падчерице было 14 лет, и она не так уж хорошо справлялась. Оценки у нее были нормальные, но у нее не было друзей, так что она была в депрессии и очень одинокой. Ее мать работала в ночную смену в больнице, так что ее не было рядом, чтобы помочь. Однажды ночью я проснулся и услышал, как Лора плачет рядом с нагревателем, так что я пошел туда, обнял ее, держал ее, говорил с ней. Прежде чем пойти в кровать она сказала: «Папа, ты будешь обнимать меня каждый раз, когда я захочу пообниматься?» Я сказал: «Ладно». Потом мы становились все ближе и ближе, и дело дошло до секса». Он продолжал так же «утешать» падчерицу, даже когда он занимался с ней сексом, после чего она начала думать о самоубийстве и «нуждалась в моих объятиях еще больше, чем раньше».
Некоторые мужчины приподнимают маску Санта-Клауса и обнаруживают реальную динамику инцеста с ужасающей, но честной самоуверенностью. Алан: «Тело моего ребенка такое же мое, как и ее собственное». Майк: «Я выбираю детей, потому что с ними безопаснее, вот и все. Они тебе не будут перечить, как женщина». Род: «Она моя девочка, так что это дает мне право делать с ней все, что я захочу. Так что не суйте свой нос не в свое дело; моя семья – это мои дела».
Эти отцы признают, что они могли делать то, что они сделали, только потому, что они могли заставить своих детей подчиняться и могли приказать им молчать. Они не использовали ничего помимо той власти, которая есть у любого обычного отца.
В то же время именно эту власть отрицает большинство мужчин, когда их ловят и осуждают. Когда им предъявляют обвинения, то они внезапно начинают описывать себя как неспособных ничего контролировать, включая свои собственные действия. Ксавьер: «Я не знал, что я делаю. Не понимаю, как это со мной случилось». Уолт: «Он просила меня об этом, я просто делал то, что она говорит. Я не мог сказать ей «нет». Оуэн: «Я влюбился в свою дочь. Я имею в виду, действительно влюбился в нее. Я не мог остановить себя».
Они утверждают, что они стали беспомощными жертвами манипуляций Лолиты. Как только она их завела, они оказались в ее власти и не могут больше нести ответственность. Когда мужчина рассуждает таким образом, то не имеет значения, что его дочь говорит или не говорит, делает или не делает; ей достаточно быть девочкой с телом девочки, и она уже становится коварной соблазнительницей. Она – «естественное искушение» для его «естественных импульсов», что делает его абсолютно беспомощным. Так что нельзя ожидать, что он сможет сопротивляться. Он считает себя настоящим героем, если он не поддался соблазну, и просто обычным парнем, если он «сдался».
Пока эти мужчины отрицают свою собственную власть и ту власть, которая есть у мужчин, как у группы, пока они отрицают ответственность мужчин, то ничего не изменится. Они отрицают, что они могли бы реагировать на стресс иначе, не совершая насилия: «Мой босс все время критиковал меня. Моего сына задержала полиция за угон машин. Моя жена начала избегать меня. Я пытался справиться со всем этим самостоятельно. Никто обо мне не заботился. И тут рядом оказалась моя дочь». Они отрицают, что они могли измениться, несмотря на свою социализацию: «Мое воспитание заставило меня это сделать. Я раб своего воспитания». Или: «Я болен… Я зло… У меня полный кавардак в жизни… Я ничего не могу с этим поделать, так что мне ничего не надо с этим делать, оставьте меня в покое».
Они отрицают, что отцы могут научиться заботиться о детях, вместо того, чтобы требовать этого от них, в том числе заставлять своих дочерей обслуживать их как маленькие матери: «Я думал, что дети должны как по волшебству исцелить все мои душевные раны. Поцеловать меня, чтобы все стало лучше».
Мужчины в моей группе снова и снова говорили мне, что они устали считать себя преступниками и все время говорить о насилии. Они говорили, что просто хотели бы, чтобы их семьи снова жили вместе, «как и остальные семьи», и вернуться к роли «нормальных отцов, как и другие мужчины». Если бы это было так просто. Но учитывая рост этих мужчин, это невозможно. Они сталкиваются с той же проблемой, с которой сталкиваюсь и я – осознание того, что недостаточно быть «нормальным мужчиной», никому из нас этого не достаточно.
Норм сказал мне: «Первый шаг в том, чтобы сказать: «Да, я это сделал. У меня проблема». Но это только первый шаг. Второй шаг в том, чтобы начать разрывать себя на части и строить заново». «Как сильно нужно разрывать себя?» «Полностью. Это нужно сделать до самого основания. В каждой щели и отверстии что-то спрятано – и это нужно достать на свет. Все до самых мелочей. Ничего нельзя оставить внутри. Нельзя сказать: «Ну, это моя сексуальная часть, мне нужно работать только с этим». Ничего не выйдет. Всего человека надо подрать на мелкие кусочки и собрать по кусочкам заново. У меня оказалась внутри огромная яма. Эта пустота раньше была заполнена чем-то, что мне нравилось. Но мне нравится то, что я кладу туда сейчас. Я нахожу что-то свежее, чтобы положить туда».
Ламонд объясняет, когда мы сидим у его окна и смотрим сквозь решетку: «Мы все знали, что то, что мы делаем плохо, но у нас были сказки, которые мы рассказывали сами себе, так что мы продолжали это делать».
Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус – вот эти сказки. Но это не те сказки, которые мужчины читают своим дочерям и сыновьям на ночь, чтобы помочь им заснуть. Они заставили своих детей прожить эти истории в реальной жизни. И это истории бесконечного ужаса.
Когда мы были мальчиками, у нас не было власти, чтобы прекратить ложь и насилие, но теперь мы стали мужчинами, и у нас есть эта власть. У нас есть власть говорить правду. У нас есть власть встать рядом с мальчиками и помочь им защитить свою заботливость. У нас есть власть перестать быть «обычными парнями» и стать кое-кем получше – мужчинами, рядом с которыми дети и женщины находятся в безопасности.
Материал организации Women’s Support Project
(с)
СЛН, В смысле, потому что не знаю, как же правильно воспитать мальчика.
Я не могу сказать, правильно меня воспитали или нет, но мне как то и в голову не приходило никогда изнасиловать или даже просто ударить женщину, если речь не о солдате вражеской армии или человеке, несущем прямую и явную угрозу. Отец мне ровно две установки поставил на эту тему, в детстве еще. Работает. И на мне и на очень многих других мужчинах.
Я много где вижу этот мессадж "каждый мужчина по природе своей-насильник. Просто потому что он мужчина". А это и есть прививание чувства вины. По умолчанию ты опасный насильник и ты обязан доказать, что это не так. Презумпция виновности по полу. Зеркало к женскому "докажи, что можешь заниматься интеллектуальной деятельностью", к примеру.
И то и другое совершенно неадекватный и опасный перегиб.
А насчет того, что мужчины - насильники паприроде, то это тоже не так. Степень сексуального насилия - это исключительно социальная производная. Есть социумы, где случаев изнасилования вообще нет в принципе, есть - где они часты. Я не думаю, что у мужчин из этих социумов резко разная "природа"
С этим я не спорю, определить степень опасности того или иного социального элемента на взгляд правда, бывает сложно. Причем опасности тоже бывают разные, да, женщина рискует быть изнасилованной, но получить например, кастетом по голове от реальных пацанчиков тоже не радостно. Там где женщину изнасилуют, мужчину могут в лучшем случае, изувечить, а в худшем просто убить. Так что осторожность всем не лишняя.
ИМХО детей просто надо учить правилам безопасности. И девочек, и мальчиков. Особенно если учесть что расцвет педофилии, увы, реальность, а последствия растления такого рода для мужчины тяжелее, чем для женщины. Учить тому, что не все люди хорошие, что не стоит садится в машину к незнакомцам, ходить по темным улицам криминогенного района с пятым айфоном наперевес, соглашаться поехать неведомо куда с мутными типами, которых видишь первый раз в жизни. Только вот и перегибать, что ВСЕ люди по определению опасны тоже не надо. Хотя теоретически вообще каждый человек может оказаться криминальным элементом.
А насчет того, что мужчины - насильники паприроде, то это тоже не так. Степень сексуального насилия - это исключительно социальная производная. Есть социумы, где случаев изнасилования вообще нет в принципе, есть - где они часты. Я не думаю, что у мужчин из этих социумов резко разная "природа"
А я именно об этом. Сексуальная культура и вопрос отношения к женщине это воспитание. И это прекрасно этим самым воспитанием и ставится. А я вижу во всем этом именно мессадж априорной вины. ВСЕ мужчины - насильники, докажи, что ты не такой. А на выходе или чувство вины за принадлежность к полу или откат формата "раз я УЖЕ насильник в ваших глазах, так чего мне стеснятся?" Принцип если вас незаслуженно обидели вернитесь и заслужите в некоторых головах никто не отменял.
А в случае насилия виноват все равно насильник. Вопрос в степени безвинности жертвы. Если девушка поехала на дачу к незнакомым кавказцам и была изнасилована, это не делает кавказцев не мудаками - такого права им никто не давал. Но и объяснять девушке, что она вообще все сделала правильно - ошибка. Она приняла неверное решение, обернувшееся трагедией. Значит, выводы сделать все-таки стоит и девушке. Уже после того, как насильники получат срок, но тем не менее.
Что-то тут не так.
На самом деле, наверное, дело в том, что говорится о мужчинах, о мужчинах таких же как все, о мужчинах, у которых есть возможность...
Но почему-то о том, что там головах, говорится очень мало и мимоходно. А в головах там уже по первым строчкам видно -- одновременное нахождение взаимоисключающих параграфов, сильнейший когнитивный диссонанс, самоотрицание и резкий, пороговый переход от защиты к атаке -- страшная безумная каша. Призывы каяться и разбирать себя по кирпичику -- есть. А что делать, чтобы в голвах не было каши -- нет.
А вообще я что-то чувствую, что сейчас обсуждение сведётся к достоинствам текста, а не к обсуждению фэндома по violence.
Офигеть! Вы чего, ребята? Там где женщину изнасилуют, ее точно так же могут и убить! Одно другого не исключает! И мне нравится вот это "женщину всего лишь изнасилуют, а мужчине ажно дадут по голове" не говоря уже о том, что женщине в процессе изнасилования по голове дадут тоже. И у кого выше шанс отбиться? У физически крепкого мужчины или у женщины? Жертвы уличных нападений - чаще всего женщины и убивают их чаще тоже. Несмотря на то, что они соблюдают кучу правил предосторожности -не ходи там, здесь, а мужчины этих предосторожностей не соблюдают.
А какие такие последствия сексуального насилия в детстве для мальчика тяжелее, чем для девочки? Утверждать так - это все равно, что говорить - сильно убить и несильно убить. Изнасилование - это изнасилование. Это не секс. Это убийство. Это травма. И половых органов, и других тоже, и самое главное - психики, без разницы, какого пола жертва.
И не надо думать, что изнасилования - это исключительно природная склонность и последствия воспитания. да, эти факторы играют роль. но основной - это отношение социума к насилию. В одном социуме если и появится потенциальный насильник, то ему никто насиловать не даст. А в другом ненасильственного мужчину принудят к совершению изнасилования, если это часть культуры. Вон, там какое-то племя, не помню как зовут, у них молодой мужчина для процесса инициации должен изнасиловать женщину. И вот в пору инициаций соседние племена сидят по хижинам, потому что по округе бродят группы мужчин, подкарауливающие одиноких женщин. А в племени пигмеев даже просто парню навязывать свои ухаживания девушке считается резко некомильфо. Так там сексуального насилия не просто нет, никто даже представить себе не может, что это вообще возможно. Там концепция настоящего мужчины и маскулинности включает в себя скромность и терпение и если ты в открытую увязался за понравившейся девушкой, то ты немужиг и растерял всякое достоинство. Настоящий мужиг будет демонстрировать отвагу и ловкость и ждать, с замиранием сердца, станет ли она отбирать у тебя на вечерних танцах пояс.
Так вот, если ранжировать племена и этносы по шкале сексуального насилия, читать дальше
Ну, верно. Отношение социума к насилию это охренительно важный фактор. Особенно если социум одновременно поощряет насилие и запрещает его. От такого у кого хочешь крышу сорвёт.
Так вот, все мужчины, которые включены в культуру изнасилования и не осознают этого - к сожалению, поддерживают насилие, пусть одна мысль об изнасиловании им противна
Слушай ты раскрой вот это вот... Перефразируй А то получается, я прошу прощения за резкость, иеговизм. Логическая ловушка, родственная понятию греха. Ты можешь быть включён в культуру, но можешь этого не осознавать, ощущать отвращение к основному элементу этой культуру -- но при этом всё равно её поддерживать. Чтобы избыть это, осознай
и покайся.Откровенно говоря я до сих пор видел всего пару фиков, где имеет место быть именно violence, а не просто жесткий секс, который со стороны может быть _похож_на изнасилование, но по сути дела имеет с ним не больше общего, чем секс традиционный. И это были сугубо дарковые фандомы, где граница между согласием реальным и сомнительным в прицнипе размыта. В том же ТФ я это вообще представить не могу. ИМХО, для культуры синтетиков - любых, да и вообще существ не имеющих полового размножения и соответствующих гормонов - подобное должно находится несколько за гранью понимания в принципе.
just_war, У нас идеал мужега это "бабу дубиной по голове и поволок в пещеру", агрессивный сексуальный сталкинг называется "ой, как любит", изнасиловать девочку - это для нее ничего страшного, вот для мальчика - это страшно, даа, это травма, а девочки для этого паприроде.
Заметь про "паприроде" я не говорил. Вот вообще ни разу. Насилие есть насилие и это всегда травма, как ты совершенно справедливо заметила. А травма серьезнее во многом именно из-за восприятия социума в целом - умножь классическое для нашего общества обвинение жертвы-женщины на три и получишь то, что в аналогичной ситуации огребает мужчина. Оно нигде не радостно, но вообще-то реально в случае двух мужчин куда более противоестественно. Это не "убить или немножко убить" это "просто убить или убить с особой жестокостью", скорее. Но основное "убить" тем не менее детектед в обоих случаях.
Так вот, все мужчины, которые включены в культуру изнасилования и не осознают этого - к сожалению, поддерживают насилие, пусть одна мысль об изнасиловании им противна, и все женщины, кстати, тоже.
С этим я и не спорю - мне современное общество вообще очень во многом не нравится, и особенно в части гендерных предрассудков. Равно как и повторная виктимизация жертвы, актуальная, опять же, далеко не только в области изнасилования, но и вообще в области преступлений против личности. Увы, факт. Хотя должен признать, в области сексуального насилия и инцеста куда более ярко выраженная.
Вопрос что с этим делать и как перестать быть частью этого порочного круга. Я полностью согласен с тем, что общество и его установки надо менять, но вот как? Допустим, человек прочитал подобный текст, осознал, проникся, разобрал себя по полочкам и понял, что ему сама идея противна. И дальше что? Опять же, делать что-то надо, но вот правда ли является эффективным способом решения вопроса культивирование чувства вины за принадлежностью к определенному полу и социуму? По сути дела мы сами даем настоящему насильнику идеальное самооправдание: я же часть культуры изнасилования, значит, у меня все равно не было вариантов. То есть задача сводится к предыдущей - как изменить ситуацию? Я никого никогда не насиловал и не собираюсь, мне противна сама мысль о подобном - что Я могу сделать, чтобы перестать быть частью этой культуры? Есть проблема - нет решения.
Если что - я ни на кого не наезжаю, я правда, думаю, что реально можно сделать, чтобы изменить ситуацию. У меня есть жена, младшая сестра и приемная дочь, которая уже несколько раз жертвой насилия чуть не стала. И мне очень хотелось бы сделать что-то для того, чтобы им было не страшно возвращаться вечером домой, если я или кто-то еще не может их встретить.
Ну, к слову, таки для мальчика это тяжелее по социальной причине (омг, как криво звучит). Про маскулинность верно написано. Мужик должен быть быть мужиком: сильным, грубым, волосатым и т.д. (утрирую, конечно) Это вроде социальной нормы в первую очередь для самих мужчин. Если изнасилованная девочка/женщина вызовет сочувствие у других девушек (кроме упоротых женоненавистниц), то изнасилованный мальчик/парень у мужчин вызывать сочувствия не будет. Наоборот, это будет что-то вроде "фу, гомик", даже если это была разовая акция, и мужчина вполне себе обычный натурал.
Я не говорю, что это нормальное явление, Боже упаси, но жертвами изнасилования чаще всего бывают женщины, потому что они слабее. Если мужчина оказывается в в роли жертвы насилия, то в глазах общества, в котором он должен быть сильным, он становится слабым и уязвимым. Таких травят мужчины и не хотят женщины. Вопрос силы - это опять же проблема патриархального общества, которое нередко вызывает кучу комплексов у самих же мужчин, если они хоть сколечко "не соответствуют". Те комплексы, которые остаются у женщин после изнасилования, не давят на них в социальном плане так, как давят на мужчин.
Поэтому же, кстати, если речь идет о тюремном насилии, у мужчин редко остаются какие-либо психологические последствия. Потому что там иная модель общества, для которой это социальная норма. Точно также, как насилие над женщинами в более давние века было социальной нормой и не несло таких психологических последствий, как сейчас... Еще бы, если даже при создании семей женщин редко спрашивали, хотят ли они секса со своими мужьями. Фактически, то же насилие, но в другой обертке. Что муж в постели поимел, что проходящий по полю мимокрокодил
Но это уже совсем другая история.Не-а )) Все не так. )) Ты просто немного не в курсе того, в чем там проблема на самом деле. Ну смотри, допустим, чемпиона мира по боксу в темном переулке стукнули по затылку и ограбили, когда он возвращался подвыпивший из ресторана, и чемпиона мира по шахматам тоже стукнули по затылку и ограбили - степень страданий потерпевших одинакова? Одинакова, хотя чемпион мира по боксу вроде как мог иметь лучшую реакцию и увернуться и пр, но мы понимаем, что есть ситуации, в которых ты будь хоть чемпионом мира по боксу, с ударом тяжелым по затылку не поспоришь. Есть грабитель и он оказался достаточно подлым и умелым, чтобы все это осуществить. Когда мы говорим об изнасиловании, то здесь изнасилование подсознательно воспринимется как акт построения иерархии и отсюда у тебя разное отношение к страданиям жертвы. При этом мальчик, оказавшийся внизу иерархии, должен испытывать большие страдания, потому что в нашем обществе место мужчины - вверху, а он теперь "опущенный". А вот девочка будет испытывать по твоему мнению меньше страдания, потому что место женщины - внизу иерархии и для девочки "опущенной" быть "естественно" и не так проблематично.
На самом деле, тяжесть травмы изнасилования определяется совсем другими факторами. Это не есть акт символического насилия, это есть насилия реального. Это нарушение неприкосновенности личности - разрушение той основы, на которой базируется наша психика. Изнасилование приводит к развитию тяжелого ПТСР. Напомню, что изначально ПТСР был описан для участников военных конфликтов, можешь вспомнить мальчиков-афганцев, которые потом спивались и чья психика была необратимо сломана тем, что они были вынуждены убивать и быть свидетелями убийств. ПТСР после изнасилования развивается по тем же принципам, такая же депрессия, флешбеки и пр. ПТСР - посттравматическое стрессовое растройство. Так вот, ПТСР что у девочки, что у мальчика будет одинаков, потому что там не секс имеет значение, а именно нарушение неприкосновенности личности.
Дальше, ну, физические травмы - у неполовозрелой девочки попытка вагинального секса так же приведет к травмам по причине несоотвествия размеров, как анальный секс неполовозрелым мальчиком, у созревающей девочки плюсом есть угроза беременности, аборта и утраты фертильности. У мальчика такой угрозы нет.
Отношение общества - тут ты тоже ошибаешься. В реальной жизни все строго наоборот. Общество всегда будет подозревать девочку в том, что это она соблазнила отца и будут клеймить ее как шлюху, которая самахотела и самадуравиновата. В отношении мальчика подозрения в том, что он сам хотел и сам соблазнил будут как правило отсутствовать. Я тебя уверяю, тебе может казаться, что девочку пожалеют, потому что онажедевочка, потому что девочек в принципе больше жалеют и щадят. Но в реальности это совсем не тот случай. Мальчика могут с некоторой вероятностью подвергнуть остракизму, как опущенного, но девочку окружающие подвергнут остракизму, как шлюху, которая испортила жизнь нормальному мужику, реально чаще. И очень часто одним из преследователей будет ее собственная мать.
Поэтому же, кстати, если речь идет о тюремном насилии, у мужчин редко остаются какие-либо психологические последствия.
Ну, это даже не смешно. Остаются и еще какие.
Точно также, как насилие над женщинами в более давние века было социальной нормой и не несло таких психологических последствий, как сейчас...
Несло точно такие же психологические последствия, как сейчас. Но в связи с широкой распространенностью этих последствий считалось, что это просто такие "женские качества" Там вон прямо в тексте написано, что в начале века истерия у женщин считалась чуть ли не вариантом нормы. И только Фрейд заподозрил, что истерический триггер связан с перенесенным в детстве сексуальным насилием. А потом он отказался от своей гипотезы, потому что не мог поверить, что всех этих женщин в детстве насиловали.
А в еще более давние века насилия над женщинами было в разы меньше, чем сейчас. Существовали народности, свободные от сексуального насилия, и неудивительно, что у тех же викингов или у ряда кочевых монголов или северных славян женщины были куда смелее и энергичнее и играли куда более важную роль в общественной жизни. А еще у ряда народностей они вообще были более активны и считались более уважаемыми из-за своей способности к деторождению, чем мужчины. Период существования широкомасштабного матриархата в сильно ранние времена уже является доказанным фактом.
еще бы
Слушай ты раскрой вот это вот... Перефразируй А то получается, я прошу прощения за резкость, иеговизм. Логическая ловушка, родственная понятию греха. Ты можешь быть включён в культуру, но можешь этого не осознавать, ощущать отвращение к основному элементу этой культуру -- но при этом всё равно её поддерживать. Чтобы избыть это, осознай и покайся.
Ну например, в средние века заражение холерой могло происходить, когда прихожане массово целовали руку священнику после службы. То есть имеем - священники виновны в распространении холеры. Но это было их виной в обычном понимании слова? Нет. Священники становились путем передачи возбудителя и поддерживали эпидемию.
Мужчина, изнасиловавший ребенка, виновен. Мужчина, никого не насилующий - ни в чем не виновен. Социальная практика, при которой мужчин учат, что они должны проявлять агрессию в сексе и обязаны не считаться с чувствами партнерши при достижении своих целей, приводит на популяционном уровне к увеличению изнасилований. При этом мужчина, который резко против изнасилований и сам никогда никого не изнасилует, становится, тем не менее, невольным распространителем заразы, если поддерживает кое-какие остальные, с виду вполне невинные, компоненты культуры изнасилования. А как он может их не поддерживать, если ему кажется, что это хорошо и правильно? Что настоящий мужик должен быть кобелем, а женщина должна быть верной, что баба никогда не даст, если ты не будешь недостаточно настойчив, что инициатива всегда должна принадлежать мужику, а то немужиг, и пр.
Не надо каяться, не надо чувства вины. Я тоже должна испытывать чувство вины за то, что активно в свое время поддерживала такие же идеи. Я тоже должна быть виновата и каяться, верно?
Дальше, ну, физические травмы - у неполовозрелой девочки попытка вагинального секса так же приведет к травмам по причине несоотвествия размеров, как анальный секс неполовозрелым мальчиком, у созревающей девочки плюсом есть угроза беременности, аборта и утраты фертильности. У мальчика такой угрозы нет.
Мальчик может заразиться СПИДом, гепатитом или любым другим ЗПП, так что физический риск пусть и меньше, но есть. Но я согласна, что нет хотя бы риска беременности.
Ну, это даже не смешно. Остаются и еще какие.
*пожимает плечами* В свое время я интересовалась этой темой и читала статьи. Даже есть такое явление, как "тюремная гомосексуальность" (не ручаюсь за термин), когда мужчины или женщины в условиях изоляции "временно меняют ориентацию" и проявляют интерес к своему полу. Но по выходу на свободу все воспоминания о гомосексуальных контактах смазываются и даже забываются.Возможно, эти статьи врут, конечно, т.к. я интересовалась пока весьма поверхностно.
Несло точно такие же психологические последствия, как сейчас. Но в связи с широкой распространенностью этих последствий считалось, что это просто такие "женские качества"
Пост-травматические - да. Социальные - нет. Я веду речь только о социальных.
А в еще более давние века насилия над женщинами было в разы меньше, чем сейчас. Существовали народности, свободные от сексуального насилия, и неудивительно, что у тех же викингов или у ряда кочевых монголов или северных славян женщины были куда смелее и энергичнее и играли куда более важную роль в общественной жизни.
Тут стоит уточнить, что речь только о свободных женщинах. У всех трех народов было свойство держать рабов и рабынь, которых особо... не жалели. У викингов была многоступенчатая иерархия между свободными и несвободными, и, скажем, скандинавка, которая стала рабыней или родилась от раба (тоже две разные вещи), и свободная скандинавка обладали разными правами.
Период существования широкомасштабного матриархата в сильно ранние времена уже является доказанным фактом.
Никто и не спорит
К слову, у американских индейцев от племени к племени менялся уровень гендерного равенства. Самым интересным было племя оджибве, в котором деление было самым условным. Функции человека делились по способностям, а не по полу, поэтому не считалось противоестественным, если оджибвеи переодевались другим полом или вступали в гомосексуальные связи (известен один из лидеров оджибве, который носил женскую одежду и состоял в браке с несколькими мужчинами). Скажем, в их обществе жертвы насилия независимо от пола, чисто гипотетически, не должны были подвергаться остракизму вовсе, т.к. не было понятий "шлюха" или "не мужыг". Но, к сожалению, об этом племени инфы мало, поэтому так глубоко я раскопать еще не успела.
Но это тоже совсем другая история.Очень хорошо помогли систематизировать читанное и обдуманное ранее)
Ну в общем, я там пыталась рассказать, какие современные исследования есть по проблеме, но вывод в общем пока таков- мы увидели, что есть проблема и увидели, что пока какого-то четкого решения у нее не найдено. Есть перспективные направления, есть направления, которые казались перспективными, но продемонстрировали свою несостоятельность. Мне вот кажется очень перспективным актично вовлекать мужчин в воспитание детей- но не на уровне "пусть сначала подрастет, тогда я сгоняю с ним на рыбалку и научу быть мужчиной", а именно на уровне "вытирать попку и менять памперсы 24*7 с самых первых дней жизни". Оно кажется каким-то смешным и оторванным от результата, но это довольно сильная таблетка.
Мне вот кажется очень перспективным актично вовлекать мужчин в воспитание детей- но не на уровне "пусть сначала подрастет, тогда я сгоняю с ним на рыбалку и научу быть мужчиной", а именно на уровне "вытирать попку и менять памперсы 24*7 с самых первых дней жизни". Оно кажется каким-то смешным и оторванным от результата, но это довольно сильная таблетка.
А вот не знаю. Я все это умею с семи лет, с младшей сестры, и не могу сказать, что это как-то повлияло на мое мировосприятие в указанном вопросе. Ну разве что детей не люблю, особенно маленьких.
А маленьких детей никто не любит. Всеобщая любовь к младенцам - это миф.
Но главное тут скорее пример родителей. Я рос в полностью равноправной семье, где и обязанности и ответственность между родителями распределялись равномерно, без перекосов, не было идиотского гендерного разделения этих самых обзяанностей - любую работу и по дому, и по зарабатыванию денег брал на себя в большем объеме тот, у кого было объективно больше возможностей для этого вотпрямосчаз. Например, мелким ренконтом в доме занималась преимущественно мать, потому как у отца не было времени, а на утренники и родительские собрания ходил отец. А зарабатывали оба примерно одинаково, да и непоредственно работали тоже. Собственно, с генедерными заморочками и предрассудками я познакомился только будучи уже подростком и тотально их не понял.
Но ты сейчас со мной беседуешь об этой проблеме, а не обсуждаешь в сообществе ББПЕ, как половчее указать бабе ее место
Вот уже по жизненному опыту могу сказать, что та самая установка была совершенно правильной. Те мои знакомые, кто отличается вот этой вот позицией, как правило, ничего собой не представляют и в других жизненных областях. Люди, реально добившиеся успеха, таковым отношением не отличаются. Но тут важно не путать с традиционным понятием семьи у пары, в котором обоих все устраивает и это не потому что "бабадура" и "мужикозел", а потому что оба в паре решили, что именно так поделят обязанности. Такие примеры тоже есть.
Хотел бы поделиться с вами своим недавним опытом поиска качественного автосервиса в Оренбурге. После длительного выбора, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — AutoLife 56.
Что мне особенно понравилось в AutoLife 56, так это профессиональный подход каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только с учетом всех требований решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили полезные рекомендации по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько трудно порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете рекомендованный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на AutoLife 56, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают каждый день, с утра до вечера, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется важным для кого-то из вас. Буду рад получить ваш фидбек, если решите воспользоваться услугами AutoLife56.
Защита от угона
Дополнительный материал
Рекомендация: заслуживающий доверия автосервис в Оренбурге - АвтоЛайф Находка: рекомендуемый автосервис в Оренбурге - AutoLife56 Вашему вниманию советуем лучший автосервис в Оренбурге - АвтоЛайф 56 Встречайте о AutoLife56: наши сильные стороны в ремонте автомобилях в Оренбурге Не забывайте: АвтоЛайф 56 — ваш выбор в мире авторемонта в Оренбурге 76094e3
eroscenu.ru/?page=33087
eroscenu.ru/?page=13288
eroscenu.ru/?page=14167
eroscenu.ru/?page=8695
eroscenu.ru/?page=48421
eroscenu.ru/?page=27091
eroscenu.ru/?page=6081
eroscenu.ru/?page=19050
eroscenu.ru/?page=35507
eroscenu.ru/?page=46056
eroscenu.ru/?page=3507
eroscenu.ru/?page=43741
eroscenu.ru/?page=19601
eroscenu.ru/?page=33716
eroscenu.ru/?page=47829
eroscenu.ru/?page=45794
eroscenu.ru/?page=33783
eroscenu.ru/?page=32751
eroscenu.ru/?page=26353
eroscenu.ru/?page=18799
развлекательные ссылки обучающие ссылки гастрономические ссылки важные ссылки полезные ссылки литературные ссылки путешественнические ссылки культурные ссылки эксклюзивные ссылки ссылки 94e3f31